Обладатель Гран-при ОМКФ Нариман Алиев: "Крымские татары приняли на себя удар и пытаются его держать"

Фото: Сергей Хандусенко
Фото: Сергей Хандусенко

Фокус поговорил c обладателем Гран-при Одесского фестиваля режиссером Нариманом Алиевым о том, что для него значит понятие дома и хотел ли бы он снять ситком. Его фильм "Домой" приехал в Украину прямиком из Канн

Related video

Несмотря на то что "Домой" — это украинский фильм, в Одессе его показали не в Национальной конкурсной программе, а в международной. Такое решение объяснялось просто: "Домой" приехал в Одессу из Канн, упоминание которых в киношной среде произносится с придыханием. Это один из старейших, крупнейших фестивалей и, наверное, самый влиятельный на нашей планете. "Домой" там показали во второй по значению конкурсной программе — "Особый взгляд", куда зачастую попадают перспективные новички, за которыми нужно следить. Эта программа пользуется не меньшей популярностью, чем основной конкурс, где толпятся почетные мастодонты кино.

Фильм "Домой" рассказывает историю, как отец со своим младшим сыном везет тело старшего, погибшего на войне, из Киева в Крым, чтобы похоронить его на земле предков. Они — крымские татары. Отец в начале фильма — вроде патриархального деспота, лелеющего свою крымскотатарскую идентичность. Сын же учится в Киеве, пытаясь ассимилироваться в новой для него украинской действительности. Они встречаются после длительной разлуки, забирая тело старшего сына и брата из морга. Картина рассказывает об их путешествии по территории нашей страны, в ходе которого они встречаются с разными людьми и попадают в различные ситуации. Но главное в фильме — это отношения между двумя героями. А еще — понимание того, что представление о доме даже у членов одной семьи может быть разным, да что там — оно может меняться даже внутри одного человека, и этот процесс болезненный. В наше время, когда огромные массы людей добровольно или в силу трагических обстоятельств переезжают, уходят и бегут от обстоятельств, меняя место жительства, а с ним — неизбежно и свою идентичность, эта тема касается едва ли не каждого.

Держаться вместе

Насколько "Домой" личный фильм для вас? В нем рассказана какая-то ваша история?

— "Домой" — художественное кино, но эмоционально это то, что я чувствовал с потерей моего собственного брата (брат погиб в автокатастрофе в 2010 году. — Фокус), с потерей Крыма как моего постоянного места проживания, с тем, что мои родители живут там и что сейчас в принципе происходит в Украине. Мне кажется, особенно первый фильм должен опираться на личные переживания, личную рефлексию.

На каком этапе появилось название фильма?

— Черновое название фильма — "На границе". Оно было плохое. Новое название мне подсказала моя подруга Севиля. Она дизайнер, на разных этапах помогала мне с визуализацией проекта. Как-то сказала: "Его надо просто назвать, например, "Дорога домой". Я говорю: "Это слишком общее название, слишком много фильмов называются "Дорога домой". Она: "Тогда "Домой". Я: "Окей".

Это название идет фильму. Он рассказывает о двух персонажах, для которых понятие "дом" не является абсолютно одним и тем же. Через героев отца и сына выражены проблемы депортации и возвращения крымских татар, а также тема ухода из дома и превращения нового пространства в новый дом. Как вы смотрите на самого себя — кто вы? Украинский режиссер? Крымскотатарский режиссер? Украинский режиссер крымскотатарского происхождения?

— Говорю "украинский режиссер крымскотатарского происхождения". В принципе, все, что я снимал, — в какой-то мере высказывания на тему о том, что такое для меня дом. И тут мое видение также неоднозначно. Потому что у меня, как и у героя Ремзи в фильме, тоже был период, когда я учился и старался от всего откреститься, пытаясь как будто стать другим человеком. Это такое очень юношеское чувство, когда кажется, что море по колено. Да, у тебя нет ни опыта, ни знаний, а уверенности полно. Но когда мне было 17 лет, меня очень сильно подкосила гибель брата, после которой я переосмыслил, кто я вообще такой и в каком мире существую.

Вы перестали быть "человеком без ничего" и стали "человеком с историей"?

— По крайней мере, я стал о ней думать. Не скажу, что ко мне пришло понимание, но хотя бы начался внутренний диалог. И эти рассуждения я хотел показать в фильме. Точных ответов у меня нет, но есть ощущение, что Крым — это мой дом, что это родина и что сохранение ее традиций и ее культуры важно.

А насколько важна для сохранения этой идентичности привязанность к определенному ландшафту, к определенному климату? Может ли крымский татарин существовать вне Крыма, оставаясь собой? Этот вопрос тоже поднимается в фильме. Отец очень хочет вернуться туда, потому что он не мыслит себя вне этого места.

— Да, у меня тоже сложилось такое впечатление. Ощущение дома, места, людей, окружающих тебя, очень важно. Это та естественная среда, в которой ты пребывал. Допустим, Киев — комфортное место существования, но уютно в нем я себя до сих пор не чувствую. Да, ты можешь здесь работать, строить карьеру, но каждому нужно свое место силы, где можно расслабиться и раствориться с этим местом. Для меня это мой дом в Крыму.

То есть вы бы не хотели говорить, например, так: "Я Нариман Алиев". И все.

— Я не могу себе этого позволить, зная историю своей семьи. Мои отец и мать родились в Узбекистане, куда депортировали их родителей. И в совершенно сознательном возрасте, бросив все, что у них было, они переехали в Крым, где у них не было вообще ничего.

Они сумели вернуться в Крым, когда уже начали туда пускать?

— Пускать разрешили чуть позже, но люди нахально, массово стали приезжать и просто там жить. Мои родители, например, первые полгода жили под открытым небом. Дом нельзя было купить, даже если у тебя были деньги. Дома не продавали, отказывались оформлять, но люди все равно возвращались. Когда моему отцу было почти уже 40, а матери — 30, они начали строить жизнь заново. При этом среда их отторгала. Я же принадлежу к поколению, которое родилось в Крыму. Бытовой расизм в неагрессивной форме, конечно, присутствовал, но в целом я рос в комфортной среде в отличие от своих родителей. И даже когда надо было ехать в Киев учиться. Хотя опять же это проблема для крымских татар — отпускать куда-то далеко детей.

Это что-то консервативное и патриархальное?

— Да, но не только. Это еще и память, сохранившаяся со времен пребывания в депортации: надо держаться вместе. В 2014-м это активизировалось заново. Самое консолидированное общество в Крыму — как раз крымские татары, которые имели хотя бы какую-то вертикаль взаимодействия друг с другом и понимали, что делать. Сейчас мы в патовой ситуации. Уезжать из Крыма многие не хотят просто потому, что очень тяжело возвращались. Какой-нибудь Херсон, допустим, для них уже не родина. Причем крымские татары — все равно красная тряпка в том контексте, что мы отличаемся, нас легко идентифицировать. Мы не можем ассимилироваться и сделать вид, что ничего не происходит. Поэтому приняли на себя удар и пытаемся его держать. Я не имею внутреннего права говорить сейчас, что я просто Нариман Алиев.

Fullscreen

Кадр из фильма "Домой". Путешествие героев раскрывает конфликт поколений в контексте современной украинской действительности

Первый украинский ситком

С личной идентичностью понятно. А какая у вас киношная идентичность? Вы представитель мирового кино или украинский режиссер?

— Украинский режиссер. Думаю, менталитет национального кино существует. Мы можем выделить румынское кино, иранское кино как какие-то поджанры. Мир кино все равно общий, потому что он использует общий язык и общие месседжи, которые будут понятны везде, но при этом у всех есть специфика.

Вы украинский режиссер, если говорить о кинокорнях. Но украинское кино — это же в основном сельские истории.

— Как раз сейчас и формируется что-то новое. В кино уже появляются герои, с которыми люди могут себя ассоциировать. Раньше это была некая поэтизация украинства. Мне кажется, что многие авторы, которые начинают с чего-то личного, смогут выйти на что-то более общее, когда это станет реальным бизнесом, а не хобби. У меня, например, есть желание снять более зрительское кино, но нет для этого инструментария. И то, что я сейчас делаю, — это не совсем то, что я хочу делать. Это то, что у меня получается делать.

Мы говорим о сочетании желаемого и действительного, правильно?

— Да. Сейчас я не могу назвать себя профессионалом или отличным ремесленником в кино. Я пытаюсь собрать лучшие качества, которые во мне есть, и сделать максимально хороший продукт, на который способен. Но со временем мне было бы интересно поработать с чем-то другим. Например, я безумный фанат американских ситкомов. И мне кажется, что в Украине есть пространство для национального ситкома.

То есть вам интересно поработать в сериальном формате?

— Не могу сказать, что я уже готов, но мне, безусловно, было бы интересно заняться этим.

Канны — кумовская деревня

Расскажите, как было в Каннах?

— В Каннах было хорошо.

Когда вы узнали, что фильм берут?

— Нам пришло подтверждение за три дня до первой пресс-конференции. Так вышло, потому что мы прошлись по всем программам: сначала нас определили в "Двухнедельник режиссеров", потом — в "Неделю критики". И в последний момент нас забрали в "Особый взгляд". Об этом мне рассказали уже потом, мы же все это время терпеливо ждали.

А куда хотелось больше?

— Слушайте, да нас и так все устраивало. Скажем так: для Украины лучше "Особый взгляд", потому что это официальный конкурс, а значит, красная дорожка и логотип с "веткой" перед титрами. А у нас люди "ветку" понимают, а что такое "Неделя критики", например, не понимают — это еще надо объяснять. Тут же красная дорожка, смокинг — все выглядит красиво, и сразу видно, что все серьезно, настоящие Канны. Но на самом деле и "Неделя критики", и "Двухнедельник" — это очень сильные программы. Я был бы рад попасть в любую из них.

Наверное, из-за этой неразберихи с программами Фремо (Тьерри Фремо, генеральный директор Каннского фестиваля. — Фокус) и не упомянул фильм на пресс-конференции?

— Да, возможно, из-за этого. Главное — что ему вовремя напомнили и сделали нам отличную рекламу. Канны — это вообще такое большое кумовское село.

Наверное, любой фестиваль — это большое кумовское село.

— Ну нет. Вот Берлин — это фестиваль, работающий по строгим алгоритмам. Ты знаешь, что необходимо сделать, чтобы там ориентироваться. А если не знаешь, то тебе объяснят.

"Домой" — всего четвертый полнометражный фильм от Украины в конкурсных программах Каннского фестиваля

Даже методички, наверное, есть?

— Да-да-да. А в Каннах нужно знать человека, который знает человека, который знает человека. И даже если ты участник конкурсной программы, то все равно нужен кто-то, кто тебе поможет. Кумовство — это не в прямом, буквальном, смысле какой-то коррупции, а в простых логистических и организационных вопросах. Например, получить билет, узнать свое расписание и т. д.

"Домой" в Каннах куда-то продался?

— Продался в Китай, Грецию, Турцию, Францию, Бенилюкс, Англию. Даже купили для России, но мы отозвали права.

В Каннах "Домой" не взял призов. Вы уже не раз говорили, что для вас не очень важны призы. Почему?

— С короткими метрами я участвовал в большом количестве фестивалей и не взял ни одного приза. В какой-то момент ты просто остываешь. Ты понимаешь, что если переживать за каждый проигрыш, то никакого здоровья не хватит. Сказал бы так: я спокойно отношусь к наградам как таковым. Любая награда — это приятно, но если бы я искал мотивацию в наградах, то, наверное, закончил бы уже снимать.

А каково было ехать в Канны в эмоциональном плане?

— Волнительно. Ты понимаешь, что попадаешь на крупнейшую фестивальную площадку. Зритель подготовленный, выбор у людей там огромный. Чтобы посетить какой-либо фильм, нужно сделать выбор. И когда ты видишь очереди и понимаешь, что эти люди пришли специально на твой фильм, то это приятно. Кстати, в Одессе на фильм была очень похожая реакция. Люди подключились эмоционально к фильму, и это хорошо. Понимаете, одно дело смотреть фильм с точки зрения политической конъюнктуры и хвалить его, а с другой — смотреть и проживать его эмоционально. И здесь одесситы восприняли его как человеческую историю, а не политический манифест, для нас это было важно.

Так в фильме и есть человеческая история. Просто она вписана в политический контекст.

— Конечно. Но у тебя все равно постоянно спрашивают: "А вы не думаете, что вас взяли потому, что вы татарин или фильм про Крым?" Хотя любая тема сама по себе не создает фильм. За ней все равно должно быть какое-то содержание, наполнение. Было опасение, что фильм могут воспринять, будто он попал в Канны просто из-за темы.

Если такой вопрос задают, значит, у отборщиков фестивалей этот критерий тоже может сработать. Вопрос закономерный.

— Социальная тематика важна, но вы же понимаете, что этот фактор не превалирует при выборе фильмов. У них же тоже есть понятие репутации. Если отбирать фильмы только трендовой направленности, то фестиваль недалеко уедет.